К консенсусной внешней политике России

"Русский журнал", 05.03.2008

Возможна ли в России "консенсусная" внешняя политика, и если да, то на каких принципах она может быть основана? На наш взгляд, конечно возможна, но только при условии, что Россия поступательно развивается и идет тем путем, который для нее органичен, если Россия здорова. Это не значит, что российская внешняя политика целиком предзадана, она может иметь свои вариации. Более того, Россия может выбирать совершенно разные пути воплощения своей внешнеполитической миссии. Но на каждом участке своего развития (а такие периоды могут занимать и сотни лет) внешняя политика может быть только одна и всегда быть более или менее консенсусной.

Для того чтобы понять это, надо разобраться в том, что такое "единая" внешняя политика и что такое внутренняя политика, которая в идеале тоже должна иметь некий единый стержень, выражающийся, в частности и в том числе, и в борьбе политических партий, движений, групп с расходящимися интересами.

Что такое внешняя и внутренняя политики для государства? В основе последней лежит борьба внутренних альтернатив политического субъекта, т.е. различных возможных для него способов восприятия действительности, которые задают направленность и характер его действия в мире. Каждая из этих альтернатив имеет в народе своих представителей и "стремится" к расширению их числа, борясь с другими альтернативами. В жизнеспособном государстве поддержкой населения пользуются те из внутренних альтернатив самореализации народа, которые направлены на его органическое развитие, то есть действительно являются именно внутренними альтернативами, а не маргинальными отклонениями. Так человек может выстроить свою жизнь тем или иным способом, каждый из которых акцентуирует те или иные черты его характера, культуры, воспитания, которые ему присущи, а может и поплыть по течению. Так и народ в процессе своего развития может пойти тем или иным путем, поскольку в его менталитете заложены разные вариации самореализации, а может сбиться с пути. Народу сбиться с пути сложнее, но последствия куда глобальнее. Ведь в рамках единого менталитета того или иного народа присутствуют значительные внутрикультурные группы, которые по-разному интерпретируют основные доминанты культуры народа, но одни и те же доминанты. Эти внутрикультурные группы (которые у многих народов складываются в политические партии) желают увеличения своей численности и своего качества, чтобы убедить в своей трактовке этнокультурных доминант большинство этноса и добиться возможности выражать их в государственном строительстве.

Поэтому нет смысла спорить, есть ли один свой собственный путь развития России. Такого одного единственного пути нет ни у одной страны, а уж у такой сложной и противоречивой, как Россия, и быть не может. Но подчеркнем еще раз: все возможные внутренние альтернативы строятся на различных интерпретациях одних и тех же доминант, которые структурируют культуру народа.

Внешняя политика является выражением этого культурного содержания вовне. Она может быть определена как миссия, т.е. способ распространения в мире своих высших стремлений, вовлечение в свое духовное развитие других субъектов внешней политики в мире. Однако миссия не является трансляцией вовне опыта народа со всеми его противоречиями и конфликтами. Внешняя политика носит характер представительства, когда одно конкретное политическое стремление, связанное с определенной внутренней альтернативой, аккумулирует в себе все другие внутренние альтернативы. В идеальных условиях внешнеполитическое действие выступает как синхронизация внутренних альтернатив и ведет, в свою очередь, к упорядочиванию внутренней политики, внося в нее целостность. Содержание, в ходе внешнеполитического действия выплеснутое вовне, вновь воспринимается уже как действенно значимое и влияет на кристаллизацию структур внутренней жизни народа.

Так, в истории России 70-х годов XIX века государственная политика и политика славянофилов в отношении Болгарии выражали собой различные внутренние альтернативы, в момент же вступления страны в войну на Балканах царская политика вобрала в себя славянофильскую и выступила ее представительницей на международной арене, чем было снято внутреннее противоречие в России. Нечто похожее может произойти и сейчас в отношении балканской политики России.

Внешнеполитическая миссия имеет достаточно сложное содержание, в том числе и за счет аккумуляции различных внутренних (внутриполитических) интерпретаций культурных доминант народа, и, что важно, поскольку с другими различными народами - внешнеполитическими субъектами вырабатывается избирательное сродство, основанное на той или иной интерпретации культурных доминант, частично привнесенное из поля внутренней политики, частично порожденное самой внешней политикой, в процессе самого диалогового или, более того, драматизированного взаимодействия с теми или иными внешнеполитического игроками. Но вся эта игра, которую ведет данная страна, в своем основании едина, поскольку строится на интерпретациях и реинтерпретациях культурных доминант.

Надо отметить, что внешняя политика и у вполне ментально здорового государства может казаться отчасти противоречивой, коль скоро в ней обыгрываются различные интерпретации культурных доминант, но эта противоречивость, пусть даже некая конфликтность, является все-таки лишь функциональной конфликтностью, которая ведет к становлению политических парадигм, к развитию. И она только изредка является основанием для вынесения на внешнеполитическую сцену противоречий внутренней политики. Чаще она выражает стремление к развитию той внутренней альтернативы народа, которая добилась права вырабатывать внешнюю политику страны. Ведь и сама эта альтернатива включает в себя функциональную конфликтность, без которой она не может двигаться вперед. Таким образом, поле внешней политики как бы расцвечивается в разные цвета.

В свою очередь, "разноокрашенность" поля внешней политики влияет и на восприятие субъектом своей внутренней территории. Миссия, действуя вовне, в значительной мере определяет и внутреннюю жизнь народа-субъекта. Возникает пространство внутреннего воплощения миссии, обретающая особую эмоциональную и символическую значимость. А через это усложняется поле внутренней политики, ее идеи обогащаются.

Последнее не означает автоматический рост числа партий. Как правило, у страны есть две-три глобальные внутренние альтернативы, между которыми и идет борьба на внутриполитическом поле. Они вбирают в себя более частные альтернативы, вступая, таким образом, на путь внутрипартийных дискуссий. Чем последние будут содержательней и разнообразней (в том числе за счет опыта, приобретенного народом на внешнеполитическом поле), тем, как это ни покажется странным, партиям легче будет достигать компромисса в тех вопросах, где он жизненно необходим, а именно в стратегии государственного строительства и внешней политике.

Так начинает зарождаться национальный проект в широком смысле этого слова, то есть ценностно обоснованная, эмоционально желательная, построенная на пересечении внутренних альтернатив народа структура внутригосударственных отношений.

И если определенные детали внутренней жизни (но не глобальная стратегия) относительно безболезненно могут меняться при переходе власти от одной партии к другой, то есть от одной внутрикультурной группы к другой, по-разному культурно-стратегические доминанты интерпретирующие, то порой не слишком, на первый взгляд, значимые изменения во внешней политике могут привести к глобальным последствиям в ходе становления внешнеполитической миссии государства (что является долговременным процессом и порой создается даже не на десятилетия, а на века).

Именно поэтому мы подчеркнули вначале, что внешнеполитическая линия государства носит характер представительства, когда одно конкретное политическое стремление, связанное с определенной внутренней альтернативой, аккумулирует в себе все другие внутренние альтернативы.

Соединенные Штаты Америки тому живой пример. При всех различиях кандидатов на пост президента и разнообразии предлагаемых ими внутриполитических реформ, во внешней политике они придерживаются сходных взглядов, что заметно снижает интерес избирателей к этой части их предвыборной программы. Все они полагают, что Америка должна играть роль мирового шерифа, а значение ООН как института, ограничивающего свободу действий Америки в мире, должно постепенно сходить на нет. И в этом они не слишком отличаются от Джорджа Буша. В программах американских кандидатов в президенты есть свои нюансы и многообразные различия, но только до тех пор, пока они не затрагивают главного: права, приписываемого себе американским народом, устанавливать на планете свой порядок. Это не программа одной из партий, это вышедшая на первый план внутренняя альтернатива американского народа, которую партии только воплощают в жизнь наиболее удобными для себя способами. Как утверждает Барак Обама, "придут времена, когда мы снова должны будем играть роль мирового шерифа, пусть и без особой охоты. Этого не изменить. Да и не нужно менять".

Похожая структура выработки внешней политики складывается и в России.