Лурье С.В., Казарян Л. Международная политика и ее прогностические индикаторы

“Вы тоже пострадавшие, а значит - обрусевшие…”.
Владимир Высоцкий

Народам региональных конфликтов посвящается

Вводные замечания

Наша система геополитического прогнозирования родилась в Армении и, видимо, место ее рождения не случайно. Эта маленькая страна в последние годы постоянно оказывается в центре головоломных политических переплетов, причем часто к своему собственному удивлению. Повороты событий казались столь необычными, противоречащими всем ожиданиям, а их газетно-журнальные толкования столь мифологичными и очевидно далекими от той реальности, которую ежедневно можно было наблюдать своими глазами, что оставалось либо отбросить их вовсе, заклиная себя фразами о том, что Армения находится в зоне повышенной геополитической активности, и следует относиться к ней как к силе стихии, либо создать метод предвидения, ориентировки хотя бы на два-три шага вперед, причем на основе тех сведений, которые доступны всякому.

Углубиться во все вопросы, встретившиеся на практике, в рамках одной статьи невозможно. Однако наша прогностическая методика повиснет в воздухе, если не принять во внимание опыт тех, чья жизнь протекает в “зоне регионального конфликта”, где все перипетии мировой политики ощущаются на собственной коже.

Можно коротко сказать, в чем это ощущение выражается: твое собственное представление о своих пределах, свой собственный образ на практике не вполне соотноситься (или прямо противоречит) тому, что ты совершаешь, действуя на политической арене, - а порой не можешь не совершать. Ты действуешь определенным образом не потому, что тебя к этому прямо принуждают, а потому, что некая сила обстоятельств заставляет тебя постоянно, изо дня в день совершать нечто, причем это нечто не является хаотичным, каждое действие в определенном смысле связано с предыдущим, но не в том, в котором ты сам бы этого хотел. Ты не реализуешься сам по себе, а существуешь лишь как частица более или менее широкого геополитического региона.

Требовался способ рефлексировать течение событий в его целостности и общей направленности. Типологизация геополитического воздействия (или взаимодействия) и операционализация его механизмов должны были быть удобны именно для “полевого аналитика”. Это означает, что привлекаемый аппарат должен во всяком случае позволять:

1) максимально подключать интуицию, суммируя разнородные впечатления и факты,

2) на единой основе продолжительно отслеживать ситуацию, нащупывая ритмы и изолируя расхождения,

3) стыковку с другими вырабатываемыми ad hoc приемами (скажем, прогнозирования быстротекущих ситуаций).

Такая методика возникла почти самопроизвольно, развивалась по мере усложнения объектов прогнозирования и лишь постфактум была описана с концептуальной точки зрения. Ей предшествовал анализ ситуативных альтернатив, продемонстрированный ленинградским инженером Сергеем Фроловым, посетившим Армению в 1989 году.

Типология политической активности

Традиции внешнеполитического взаимодействия складываются в “геополитический язык эпохи”, синтаксис которого специфицирует чередование различных типов такой активности. А это вызывает необходимость различать виды политики, подход к прогнозированию которых должен быть по сути различным.

Внешнеполитическую активность мы могли бы типологизировать как спонтанную игру, проект и замысел.

Спонтанной игрой мы назовем поисковое действие, которым субъект выносит и разрешает в международно-политической сфере свои первичные психологические импульсы. Не рефлексируя целей, он стремиться прочувствовать собственную способность к действию в некотором направлении и, возможно, “обыграть” внятные ему смыслы, которые заложены в его внутренних альтернативах (см. ниже).

В этом случае функциональная маркировка пространства может быть весьма краткосрочной и субъективной, калейдоскопичной. Действия, направленные на первичную коммуникацию, - притом скорее прислушиваясь к самому себе, нежели особо адресуясь к другому, - не свойственны геополитике, однако они нередко сопровождают реализацию геополитических мероприятий, образуя их фон, иногда даже подтекст, а порой как бы прорываясь наружу и толкая на абсолютно необъяснимые внешними обстоятельствами шаги. Их появления следует ожидать, но невозможно предугадать, когда строго продуманные прогностические варианты станут давать самыи алогичные отклонения или “зависать”, инкорпорируя вставные сюжеты. В обсуждаемой прогностической методике такого рода самопроизвольные действия как бы выносятся за скобки.

В отличие от этого смысловое действие субъекта совершается во имя того, чтобы привести мир в состояние, соответствующее его представлениям о должном. Что касается способов их претворения в жизнь, то можно назвать собственно внешнеполитическими те из них, реализация которых происходит через коммуникацию с другими, строится на непосредственном взаимодействии и обмене внутренне значимыми смыслами. Она предполагает как готовность признавать и экзистенциально познавать других субъектов в их индивидуальности, так и решимость привести их убеждением (или силой, но как разновидностью убеждения со стороны достойного) к должному осмыслению мира. Такое действие мы назовем замыслом. В своем высшем переживании замысел предстает как истинная война, война за истину, и ясно, что тогда его интенцией является не чисто человеческое упорядочение, а чудесное разрешение мира сего в превосходности истины.

Если же отправным пунктом является более или менее сознательное игнорирование субъектности государств или иных этнополитических образований, присутствующих в поле действия, то мы имеем дело с геополитической интенцией. Мир мыслится как неизменно организованное пространство. В конечном счете он должен быть замирен, чтобы быть заполненным экономической деятельностью, приводящей все к универсально обоснованным оценкам.

Здесь две крайности. Либо субъект выступает как парафраза открытых возможностей бытия. Либо – рассматривается как компонент его парадигматического замыкания.

В этом последнем случае мы встречаем предварительную детальную проработку организации подлежащего геополитической экспансии пространства путем создания в ней сравнительно статических (как, например, буферные зоны) и динамических (зоны конфликтов) позиций, позволяющих оградить территорию от нежелательного проникновения соперников и обеспечить собственное управление ею. Это достигается посредством ювелирно выверенного расположения и функционального значения территорий внутри конципируемых регионов. Такой способ действия и есть проект.

Для автора проекта территория выглядит как в принципе однородная поверхность, на которую он посредством разнообразных политических манипуляций штрих за штрихом переносит свой заранее проработанный чертеж. Последовательное накопление качеств превращает регион из области спонтанного и творческого внешнеполитического взаимодействия в единую структуру, доступную контролю этой мировой силы именно в качестве цельного геополитического блока. “Штрихом” могут оказаться самые неожиданные вещи, вроде интродукции жанрового образа безжалостной диктатуры в стране “третьего мира”. (Коих, конечно, и без того на свете имеется полное количество, но в проекте как раз это совершенно неважно, если в политической риторике отсутствует их жанр). Борьба проектов организации пространства одного и того же региона, или проектов и пронизанных замыслом потоков внешнеполитического действия, происходит как бы в четвертом измерении, проявляя себя лишь внешне хаотическими движениями соперников в регионах. На карте региона возникают образования или наблюдаются эффекты, появление которых в данное время и в данном месте невозможно объяснить, если не принять во внимание, что кроме, так сказать, реального военного противоборства происходит идеальная борьба проектов, столкновение проектов и замыслов.

Это соперничество-сотрудничество, где-то напоминающее перетягивание одеяла на себя, сопутствует реализации проекта. Она протекает как единоообразная и планомерная работа нации–автора проекта (самостоятельно или в допускаемом ею сотрудничестве и вовлечении других) над последовательным накоплением предначертанных в проекте качеств выделенных в нем же функциональных участков организуемой территории, - имеющая свои этапы, периоды активного воздействия, стадии созревания предпосылок для проектируемых качественных подвижек и моментов увязки процессов, развивающихся на различных участках геополитического пространства. В этом отношении действия различных сил должны быть встроены ею в проект или согласованы в его рамках. Последнее означало бы, что противоречия, демонстрируемые мировыми силами носят ролевой характер и, не исключено, сами являются механизмом совместной реализации проекта в ходе компромисса. (Ср. коллизии, изначально заложенные в модель “многополярного мира”) Который, впрочем, не отменяет стремления к доминированию в проекте или к преодоления и растворения его в потоке замысла – через возможное участие в контроле над его ключевыми точками или определенными срезами.

Ментальные структуры

В политическом прогнозировании главное внимание, как правило, уделяется географическому положению территории, потенциалу ее экономического развития, политическим группировкам, социальной, национальной и религиозной разобщенности.

Мы переносим акцент на внутренние альтернативы развития того или иного народа, т.е. диапазон возможностей психологически органичного для него развития. Они являются поисковыми стратегиями реализации схваченной им Идеи, судьбоносного представления, -

перекликающееся разнообразие которых задает меру мирополитического действия. Это темы, “разыгрываемые” этносом как саморефлексии Идеи, чей исток теряется в глубинах существа.

Как пример можно привести американские “глобализм” и “изоляционизм”. В пику распространенному стереотипу, изоляционизм отнюдь не является отрицанием стремления к глобальному переустройству по американскому образцу, но заключается в предпочтении делать это, опираясь лишь на собственные силы. Тогда как глобализм рекомендует для этой цели инициировать международную кооперацию, акцентируя моральное лидерство, а не силовое доминирование Америки и опираясь на структуры ООН и т.п. Аналогично - на доктринальном уровне. США сегодня стоят перед выбором: подталкивать мир к хантингтоновскому “столкновению цивилизаций”, когда администрация территории сводится к контролю над точечной сетью, а прочее пространство повергается в пучину терроризма, - или же обеспечивать сплошное административно-территориальное господство путем слегка подретушированной оккупации (именуемой “НАТО”).

Внутренние альтернативы - стереотипы, сознательные и бессознательные установок, которые являются для менталитета структурообразующими. С ними соотносятся комплексы ассоциаций, которые задают связь между реакциями на внешние стимулы. Возможен “выбор” между ними, каждая из которых может стать ведущей, т.е. той, вокруг которой произойдет структурирование менталитета.

Если ведущая альтернатива устанавливает направленность действия, его сверхзадачу, позицию, что, то из остальных могут выводиться его поводы, оправдания, как.

В каждом этносе имеются активные носители каждой из его внутренних альтернатив, и взаимодействие между ними выражается в специфическом конфликте между различными частями этноса (внутриэтническими группами), который можно назвать функциональным конфликтом, поскольку он является основным механизмом функционирования этноса. [5]

Внутренними альтернативами определяются, во-первых, возможные варианты действия страны, в поле геополитической активности попадающей, а во-вторых – принципы организации пространства, привносимые различными геополитическими субъектами.

При более или менее удачных политических обстоятельствах этнос сам приобретает (избирает) себе роль. Приобретение роли характеризуется самоосознанием (определением себя), осознанием цели (культивированием направленной деятельности) и пространственной ориентацией (осознанием своих границ).

Самоосознание проявляется через выявление исторических связей, ассоциативных рядов, соединяющих прошлое и будущее, определение версии собственной истории, позволяющей вписать настоящее в контекст прошлого и образ будущего. В идеале – создаются законченные тексты: художественные, научные, музыкальные и т.п. Осознание цели выражается в появлении значимого количества лиц, занимающихся определенной деятельностью, затем – объединении этих лиц, в создании структур. Общество, таким образом, начинает финансировать определенные виды деятельности. Пространственная ориентация заключается в сакрализации и исторически-деятельностном восприятии различных территорий. В результате возникает (вокруг той или иной внутренней альтернативы, становящейся стержневой) образ себя, заключающий в своем составе образ-для-себя, образ для других и “образ-в-себе”.

Образ-для-себя – это набор характеристик, приписываемых себе и желательных для себя. Эти характеристики материализуются, придавая своеобразный облик политическим, военным, экономическим, юридическим, образовательным и т.п. структурам. Формирование образа-для-других является задачей адекватного перевода на языки других культур приписываемых себе определений. В качестве материализации этого плана ментальности создается внешняя атрибутика, легенды о себе, которые пропагандируются с целью налаживания коммуникации с внешним миром. “Образ-в-себе” представляется неосознанным планом ментальности, который предопределяет согласованность индивидульных

действий, их соритмичность (внутреннюю коммуникацию).

Образы себя, представляющие различные внутренние альтернативы развития системы X, конкурируют между собой и материализация структур, связанных с тем или иным образом себя, происходит спонтанно и параллельно.

Составление индикаторов

При реализации проекта распределение функциональных значений между участками территории ([2, с. ]) на геополитическом поле имеет основание, с одной стороны, в сознательно прорисованных намерениях и интуитивных представлениях организующего субъекта (субъектов), а с другой – в возможности для занимающего данную территорию народа или государства реализовать это значение. Для описания этого взаимодействия нам придется прибегнуть к некоторой схематизации.

Страну (область, этнос), будущее которой прогнозируется, обозначим как систему X, а геополитическое поле (проект), в которое она включена – как систему Y. Автор этого проекта будет фигурировать как система Z.

Рассмотрим характеристики системы X. В географическом пространстве выделяется ряд точек, на которые падает основная смысловая нагрузка и где в соответствии с закономерностями системы X должны происходить основные события. Это, например, столица, центры региональных субкультур, выделенные точки границ и т.п. Система X обладает экономическим потенциалом. В ней действуют общественно-политические силы (группировки, клики). В ментальном (и, в частности, идеологическом) плане для системы X характерен определенный набор внутренних альтернатив. Речь идет о “выборе” ведущей между ними.

Кардинальное отличие подхода, опирающегося на понятие внутренних альтернатив, - разотождествление групп или партийных течений с их идеологическими представлениями и этих альтернатив. Всякое идеологическое течение, отвечающее какой-либо альтернативе, даже традиционно за ней “закрепленное”, может быть в любой момент переосмыслено и трактовано в терминах иной альтернативы - или просто без всякой подготовки и комментариев переключиться на ее реализацию. Партия, десятилетиями вызывающая иронические усмешки своей “принципиально соглашательской позицией”, может в минуту опасности внезапно кристаллизовать воинственную альтернативу, тогда как партия, поднаторевшая на милитаристических эскападах, – оказаться воплощением торгашеской психологии и коллаборационизма. Поэтому следует выявлять именно внутренние альтернативы и прослеживать признаки кристаллизации менталитета народа вокруг какой-то из них, а не вдаваться в изучение “биографий” их носителей, “внутриполитических сил”.

По тем же причинам анализ внутренних альтернатив не совпадает, вообще говоря, и с весьма популярным ныне сценарным подходом. Дело в том, что сценарий подразумевает вымышленную причинно-следственную цепочка. Соответственно, прогноз, во-первых, дискредитируется срывом в любом звене этой цепочки, а во-вторых – оказывается вне имманентной связи со всеми остальными сценариями. Тогда как воплощение одной внутренней альтернативы не отменяет других, а скорее интонируется ими.

Внутренняя политика народа (системы X) может быть представлена как борьба внутренних альтернатив, т.е. различных возможных для него способов восприятия действительности, которые задают и характер его действия в мире. Каждая из них, имея в народе своих “носителей”, “стремится” к умножению их числа. Поэтому, в зависимости от доминирования той или иной из внутренних альтернатив, характер внешней политики системы X может быть различным, но в любом случае он не является произвольным, его возможные варианты внутренне предзаданы.

В ходе реализации проекта (системы Y) территория превращается как бы в игровое поле, а расположенные там субъекты подпадают под определенное игровое значение. С учетом всего сказанного выше, что же это подпадение означает для системы X, как протекает ее подключение к системе Y?

Отношения между системой X и системой Y возникают на основе избирательного сродства, т.е. частичного притягивания внутренних альтернатив, стыковки определенных ценностных доминант. Реализация системы Y на материале системы X может происходить как самопроизвольно, так и быть предвиденной, рассчитанной.

Это избирательное сродство необходимым образом проявляется, если от системы X внутри системы Y требуется активная роль во внешней политике, исполнение которой возможно только при внутренней целостности системы X, только при условии, что сама система X согласна на нее, и возможность данной роли заложена в менталитете системы X.

Итак, роль, которую принимает система X, рождается из собственных устремлений (импульсов) системы X (одной из ее внутренних альтернатив) и значений, вытекающих из логики геополитической конфигурации пространства - системы Y. Первые дают содержание, которое будет задействовано в геополитической организации региона, а вторые придает ему форму, комплиментарную другим функционально-территориальными образованиям региона. В результате система X предусмотренным проектом образом включается в функциональное взаимодействие с ними.

С другой стороны, системе X может быть навязано и неорганичное ей качество, при реализации которого будут эксплуатироваться только определенные особенности менталитета системы X. То есть, она будет использоваться только как функция, необходимая для тех или иных целей организации пространства в системе Y, а сохраниться ли при этом целостность менталитета системы X или произойдет его деструкция – для системы Y безразлично.

Воздействие системы Y на систему X происходит главным образом на стадии материальной реализации образа себя. Стимулируется одна из внутренних альтернатив системы X. Система Y воздействует в едином желательном ей направлениина различные уровни системы X. При этом она либо способствует проявлению и закреплению роли системы X, либо, не препятствуя в целом ее реализации, стремиться исключить некоторые из признаков этой роли, либо стимулирует лишь отдельные ее атрибуты, функционально необходимые системе Y, даже и разрушая при этом роль.

В последнем случае влияние системы Y воспринимается системой X как наличие аномалий. Так, в географическом плане главные события начинают происходить не в тех местах, где следует в соответствии с собственными закономерностями системы X, а в других. Возможны перекосы в экономической сфере, рассогласование деятельности государственных структур: одни из них непомерно расширяются, другие начинают отмирать. На поверхность общественной жизни выходят силы, действия которых могут выглядеть непредсказуемо, исходя из логики системы X. Одни слои ментальности могут выпячиваться, другие – как бы выпадать, а реакции на внешние стимулы казаться нелогичными.

Модификация импульсов системы X производится путем подпитки сфер материализации желательной внутренней альтернативы системы X и блокировки нежелательных системе Y альтернатив, что создает повышенную концентрацию энергии (термин предложен к.ф.-м.н. Ованнесом Григоряном) вокруг оставшейся. Т.о. в системе X происходит переброс энергии от альтернативы к альтернативе. Определенные области деятельности оказываются бесперспективными, основные силы народа переключаются на более поддерживаемые и финансируемые, а репрессируемой альтернативе продолжают служить лишь немногочисленные приверженцы идеи. Подкрепление желательных действий системы X возможно через избирательные капиталовложения, транслирование идеологических принципов, создание необходимого уровня квалификации кадров в соответствующих сферах, поддержку реформ, обеспечивающих необходимую системе Y структуру системы X, внешнеполитическое содействие системе X в тех или иных ситуациях, формирование имиджа общественных движений и лидеров, а также путем пропаганды. С помощью последней достигается коррекция образа себя системы X и возможен ее перевод из роли в роль в условиях кризиса самоидентификации.

Подытожим текст индикаторов. На каждый вариант системы Y (т.е. внутреннюю альтернативу системы Z) составляется свой пакет индикаторов – ряд таблиц для каждой существенно значимой для нее сферы материализации системы X (военной, идеологической, экономической и т.д.), по следующей схеме.

В этих таблицах вертикальные графы соответствуют внутренним альтернативам системы X, а горизонтальные заполняются последовательно по пяти пунктам, выделенным курсивом: описывается, как в данной альтернативе на импульсы системы X следует реакция системы Y, подпитка или блокировка, что вызывает концентрацию энергии вокруг заданной альтернативы. В свою очередь, на каждое действие системы Y системе X требуется определенное время реагирования (понятие предложено Ованнесом Григоряном). В конечном счете, происходит материализация тех или иных структур.

Роль эксперта

Прогнозированию может подлежать лишь то, что будет происходить (направленность), а не то, как это будет происходить, т.к. последнее всегда ситуативно. Поскольку различение что и как восходит к самообращению времени, то, другими словами, это тезис о предвидении возможности и, самое большее, последовательности событий, но отнюдь не сроков. Временные прикидки допустимы лишь на чисто интуитивном уровне, и только оттуда они могут экспертом привлекаться в прогноз. Аналогично, не поддаются прогнозированию при помощи нашей методики и периоды спонтанной внешнеполитической игры, которая перемежает фазы согласованной реализации проекта.

Метод индикаторов позволяет обходиться минимальной информацией (что и было одним из основных мотивов его разработки) благодаря тому, что эксперт определяет основные возможные точки воздействия системы Y на систему X и следит за накоплением качественных изменений в этих точках. Очевидно, что при любой системе Y целенаправленному воздействию подвергается только некоторое ограниченное количество сфер самореализации системы X – ее структурообразующие сферы, поскольку развитие прочих либо безразлично для системы Y, либо имеется в виду, что они будут и “самотеком” структурироваться вокруг этих принципиально важных сфер. При каждой системе Y структурообразующие сферы могут быть различными. Поэтому основная задача эксперта состоит в том, чтобы определить, в каких сферах системы X будет осуществляться воздействие системы Y, а какие окажутся предоставленными самим себе и информация о них не представляет для прогнозирования интереса.

Эксперт должен учитывать воздействие на всех уровнях образа себя системы X. Если в соответствии с закономерностями системы Y для системы X предполагается определенная роль в регионе, то воздействие системы Y будет ощущаться в ролеобразующих структурах ментальности системы X, как то: формирование представлений о себе, представление о цели, пространственно-символическая ориентация (осознание своих пределов в связи с той или иной ролью). Если же для системы Y достаточно использование системы X в качестве функции, то эти ролеобразующие структуры не привлекают специального внимания системы Y, когда их реализация не наносит ущерба выполнению функции. Накопление материализаций в данном промежутке времени, собственно, и является в чистом виде индикатором направленности становления системы X. При этом показателем целевого воздействия на систему X является однонаправленность его на различных уровнях и в различных структурах системы X.

В тех случаях, когда происходит планомерное идеологическое и психологическое воздействие системы Y на систему X, индикаторы хорошо уловливают импульсы подобного воздействия и его направленность именно как процесс накопления качественных изменений, хотя надежно прогнозировать время реагирования системы X на воздействия системы Y, концентрацию энергий и пути материализации изменений представляется нам неблагодарной задачей. Единственное, что здесь можно сказать – в случае формирования определенной роли для системы X воздействие на нее, выглядящее обычно хаотичным вначале, по мере накопления качеств само складывается у эксперта в цельный образ, персонификацию субъекта. Точнее, сопоставление подтверждаемой в индикаторах информации легко само порождает определенную образность. Формирование же функции сопряжено с принципиально разнонаправленными импульсами Y, поскольку ролевые структуры системы X репрессируются. Что порождает у эксперта внутренне достоверное тяжелое чувство разорванности, разлада бытия.

Заметим, что идентификация ситуации в обоих случаях требует, чтобы эксперт помечал в тексте индикаторов только достоверно ему известные, очевидные и несомненные, подтверждения, но не его “экспертное мнение” о состоянии дел в той или иной области. Только сводка бесспорных фактов, - а не сколь угодно авторитетных предположений, - пробуждает в воображении ролевую персонификацию или обдает ужасом разлада. Отметки производятся периодически (приблизительно с годичным интервалом), разными, для каждого периода, значками. Это необходимо для фиксации тенденций. Наш опыт свидетельствует, что прогнозная перспектива составляет порядка 7 лет, после чего индикаторы обновляются.

А в случае становления роли на основе самопроизвольного избирательного сродства X и Z воздействие последнего на первого не имеет какой-либо четкой однонаправленности, может быть различным в разных сферах и структурах X, более того, их отношения не могут оставаться чисто в рамках пректа, а неизбежно приобретают черты внешнеполитического взаимодействия в потоке замысла.