Межнациональные браки как часть советского государственного сценария: социокультурный подход

Body: 

Аннотация: В статье рассматриваются межнациональные браки в СССР как социокультурный феномен в контексте формирования в стране сценария «дружба народов». Анализируется влияние советской национальной политики на народные сценарии межэтнических отношений. Сценарий «дружба народов» анализируется как поведенческого ролевого сценария, который проявляется в институте межнационального брака. В статье выдвигается тезис, что возможность массового распространения межнациональных браков между народами СССР обуславливается формированием единого советского обобщенного культурного сценария, имевшего преломления в каждой из культур советских народов. Особое значение для распространения межнациональной брачности имело преломление его в русской культуре, которая в лице мигрантов-колонистов в союзных республиках представала в ее советско-имперской форме. Изучаются особенности ассимиляционных процессов в СССР.

Ключевые слова: межнациональные браки; «дружба народов»; культура; культурный сценарий; ассимиляция.

Л у р ь е Светлана Владимировна – доктор культурологи, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Социологического института ФНИСЦ РАН, Адрес: ул. 7-ая Красноармейская, д. 25/14, Санкт-Петербург, 198005. E-mail: svlourie@gmail.com

Брачное поведение является составной частью культуры. Его модели – части обобщенного имплицитного культурного сценария (ОИКС) (Лурье 2017). Как правило, в брак вступают люди, возможность взаимодействия между которыми определена сценарием их культуры или культур, сценарии которых сопряжены. Такое сопряжение может возникать в процессе трансформаций ОИКС, что происходит в результате появления новых частных культурных сценариев, которые складываются стихийно в различных сферах взаимодействия культурных акторов и формируются в культурное единство в процессе нового культурогенеза. Этот процесс связан со сменой ценностных и мировоззренческих систем в обществе, но не является ее прямым следствием. Идеологемы, распространенные в обществе, подлежат в нем интерпретациям и реинтерпретациям, на их основе продуцируются сценарии, гораздо более сложные и разветвленные, чем любая идеологема. В свою очередь формирующиеся в обществе сценарии сами тоже порождают идеологемы, получающие более или менее широкое распространение.

Рассмотрим это на примере брачного поведения в СССР, когда впервые в культуре народов, живших в этой стране, возникла возможность широкого распространения браков между их представителями.

В Российской империи редкостью были браки не только между людьми разной веры и далеких друг от друга культур, но и между представителями разных народов одной конфессии и близких культурно, в частности, между православными славянами даже в этноконтактных зонах (Ганцкая, Терентьева 1977: 461). Но и после революции 1917-го года, когда были законодательно устранены все препятствия для межэтнической брачности, такие браки были редки — вплоть до Великой Отечественной войны. Да и направленность развития советского общества в довоенные годы давала не много пищи для создания общесоветской культурной целостности, формирования единого «мы» советских народов.

В 1920-е годы в национальной сфере проводится политика «коренизации». Это время создания не только национальных республик, но и национальных районов и сельсоветов. В школе поощрялось преподавание на национальном языке, русский в национальных школах был необязателен. Широко создаются национальные письменности на основе латиницы. Стимулируется рост национальных кадров, прежде всего управленческих и культурных. В армии создаются национальные подразделения. Понятие «патриотизм», которое должно было бы объединять жителей страны, отвергалось, — все было подчинено интересам мировой революции. Русские обвиняются в угнетении нерусских народов в Российской империи, и им предлагается во искупление вины бескорыстно помогать другим народам, не ожидая от них за это никакой благодарности. Политика «коренизации» помогла подняться многим малым народам СССР, но в целом она влияла на национальную политику страны деструктивно, разъединяла страну. Не откуда было взяться культурному сценарию, общему для живущих вместе народов. Возможно, обстановка 1920-х годов способствовала некоторому числу межнациональных браков между теми, кто объединялся на классовой основе, но это не стало заметным явлением.

1930-е годы начинается пропаганда советского патриотизма, взамен интернациональной классовой идеологии. На русский язык переводится армия и вводится обязательное преподавание русского языка в школах. Про русских говорят, что они возглавили борьбу народов за свободу и помогают в развитии всем советским народам и за это им все должны быть благодарны. Признаются герои русской государственной истории, а также русская «дворянская» литература. Национальные письменности переводятся с латиницы на кириллицу. Но вряд ли русская культура — сильно усеченная в сталинской трактовке — в тех условиях могла объединить разноплеменных жителей СССР. Требовалось породить ее новое имперское преломление, нужен был сценарий, в котором бы понятие национального вводилось бы в определенные рамки, предполагающие взаимодействие между национальностями. Без этого даже появление понятия «советский патриотизм» было недостаточно для новой общей для народов СССР самоидентификации. А потому нет и значимого числа межнациональных браков между представителями народов СССР.
Кроме того, и это чрезвычайно важно, формирование нового культурного сценария связано с готовностью общества к новой самоорганизации, для чего требуется определенный эмоционально-положительный заряд, энергетический толчок, экзистенциальный совместный опыт разных представителей этого нового «мы». Для многонациональной страны — это опыт, который можно назвать «этническим подключением». Культурные сценарии разных народов совмещаются настолько, что разные этнические культурные системы начинают действовать по закономерностям функционирования единой культуры, даже если они и конфликтуют друг с другом, так что в своем взаимодействии они поддерживают процветание общего целого (Лурье 1994). Каждая из этнических культур, в нашем случае, культур народов СССР, должна была по-своему преломить общий сценарий и взаимодействовать как часть единой культуры, порождающей общие или взаимно согласуемые модели поведения.

Представляется, что таким общим экзистенциальным опытом была тяжелейшая Великая Отечественная война, а энергетическим положительным толчком для формирования нового общесоветского сценария была победа в ней. Война в развитие наметившейся идеологии провозглашается уже не классовой, а Отечественной, народной. Акцент в пропаганде делается на русскую историю и русских героев. Начинает поддерживаться Церковь. Предполагается, что другие народы помогают русским. Русский патриотизм и советский патриотизм сливаются. Хотя были нередки случаи, когда солдаты нерусских национальностей отказывались воевать именно потому, что это русская война, их не касающаяся, большинство принимает войну как свою и солидаризируется с русскими. Возникает ощущение единства, из которого рождается (впервые!) общее «мы».

Этот опыт и дал основание формированию общего сценария межнациональных отношений, который потом советскими идеологами был назван «дружбой народов». Именно тогда и начался бум межнациональных браков. Среднеазиатский исследователь Л.Х. Сабиева пишет: «Большинство смешанных семей сложилось в годы Великой Отечественной (или вскоре после ее окончания), в связи с пребыванием уроженцев Средней Азии в рядах Советской Армии. Бывшие солдаты и офицеры привозили своих жен из разных пунктов Украины, Белоруссии и других территорий, освобожденных от немецко-фашистских захватчиков, из Карелии, Ленинграда, Волгограда, Воронежа и т.д.» (Сабиева, 1974: 83). В послевоенные годы «национально-смешанные семьи превратились в массовое явление» (Сусоколов 1987). В 1950-е их доля уже превосходит 10%. Резкий рост межнациональных браков после войны свидетельствовал о том, что в СССР стал активно складываться низовой этноинтегрирующий сценарий.

Но термин «дружба народов» появился только в середине 1950-х. «Русское» начинает все более пониматься как внеэтническое, а русский народ — как народ-цемент, скрепляющий Союз. Н.С. Хрущев в первые годы своего правления говорит о грядущем слиянии советских наций в одну. Но затем он меняет программу, заявляя всего лишь о «сближении социалистических наций при одновременном расцвете каждой». Теперь предполагается, что при коммунизме еще долгое время будут существовать нации. Апелляция к русскому прекращается, «русское» вновь начинает преследоваться, возобновляются гонения на Церковь. Но роль русского языка в государстве возрастает.

Идеологема «дружба народов» постфактум определила феномен взаимодействия народов СССР в Великой Отечественной войне. Она предполагала также взаимопомощь народов СССР, не была столь явно центрирована на русскую культуру и историю, хотя именно русский народ, в соответствии с ней, первый оказывает помощь и поддержку другим народам. Но главное — слово было сказано. На основе общности опыта военного братства начал формироваться низовой сценарий «дружба народов». Теперь миграция на крупные стройки и промышленные объекты воспринимается как проявление «дружбы народов», и отношения на стройках складывались в соответствии с новым народным культурным сценарием. В его рамках становились все более возможными браки представителей разных национальностей.

В самом начале 1970-х, к 50-летию СССР, появляется термин «советский народ», который понимается как формация более высокая, чем нация, и которая включает в себя советские социалистические нации. РСФСР играет роль донора по отношению к советским республикам, о русском народе говорят, как о старшем брате, который призван оказывать бескорыстную помощь. Но апелляции к русским традициям не наблюдается. Идеологема «советскиий народ» дала основу для эксплицитной общей самоидентификации народов СССР. С. Уалиева, Э. Эдгар в статье о межнациональных браках в Казахстане приводят высказывание одной из респонденток, полуказашки-полурусской о браке своих родителей: «Сложно сказать, что это межэтнический брак. Это моноэтнический брак, потому что они были советские люди». (Уалиева, Эдгар 2011) В 1979 году доля межнациональных браков в СССР уже 15 %.

Между тем, в республиках де-факто происходит возврат к «коренизации», появляются «национальные квоты». Призыв к стабильности кадров уничтожает почву для репрессий, но создаются национальные номенклатуры и кланы. Это время спада идеологии в СССР, превалирования все более индивидуалистических интересов. Процент межнациональных браков в обществе продолжает расти, хотя и не такими быстрыми темпами. В ряде регионов – в Средней Азии и Казахстане – произошло некоторое снижение процента межнациональных браков, правда, речь идет о долях процента: так, в Узбекистане «доля межнациональных семей от всех семей в республике уменьшилась с 1970 по 1979 г. с 10,9 до 10,5%» (Сусоколов 1987). В европейских республиках СССР процент межнациональных браков либо стабилизировался, как в Молдавии, достигнув 42 %, либо продолжал расти, как в Прибалтике, достигнув к концу 1970-х, например, в Таллине 32%. В целом по стране согласно переписи 1989 года 17,5 % процентов межнациональных браков, причем в некоторых республиках — в Латвии, на Украине, в Казахстане и Молдавии их было намного больше: около четверти от всех заключавшихся браков и больше.

«Дружба народов» одновременно была и идеологической формулой, содержательно довольно слабо разработанной, и реальным сценарием межчеловеческих отношений, богатым содержанием и полным нюансов, который развивался не всегда в соответствии с советской национальной политикой. Конечно, определенное влияние на его формирование эта политика имела, когда она апеллировала к единству народов СССР, и давала почву для формирования единого образа «мы». Но поведенческие модели, из которых, собственно, и состоял сценарий, возникли в результате народного творчества.

«Дружба народов» — это форма взаимоотношений между представителями разных народов, основанная на избегании конфликтов, придании противоборству игровых форм, культивировании искусства компромиссов, того, что в национальных отношениях называли тактичностью, а по существу формирования наднациональной культурной общности, которую пронизывают общие поведенческие образцы и, что особенно важно, образцы межкультурного диалогового взаимодействия. Его участники — люди, в значительной мере утратившие народные традиции, но сохранившие свое национальное самосознание (Лурье 2011). Таковы, в первую очередь, инонациональные мигранты-колонисты в национальные республики (на больших стройках и промышленных предприятиях) и примыкающая к ним часть коренного населения республик, во многом оторванная от народной культуры, ставшая материалом для нового культурогенеза. Но и почти все представители народов СССР, в силу обстоятельств оказавшиеся в инонациональном окружении (например, в командировке), импровизируя, реализуют тот же сценарий. Так что, он по праву может быть назван низовым общесоветским сценарием. И национальность, воспринимаемая в рамках этого сценария как роль, позволяла человеку легко, как бы по накатанной, встраиваться в диалог с другим человеком с иной национальностью-ролью и быть ему понятным. Взаимодействие строилось на взаимных компромиссах, которые были возможны именно в силу того, что позиции субъектов компромиссов были уже определены ролью в сценарии. Народы, традиционно соперничающие и даже враждовавшие, должны были сублимировать свою враждебность и, если представлять ее, то в игровой форме.

Именно распространение поведенческого сценария «дружба народов» способствовало распространению межнациональных браков в СССР: супруги разных национальностей, когда дело касалось их традиций, культурных черт, национального самосознания вели себя в соответствии с моделями отношений, заложенными в таком сценарии «дружба народов».

Культурным эталоном «дружбы народов» была отнюдь не русская этническая культура, а русская имперская, государственническая культура, как она представала в советскую эпоху, основываясь на идее первенства в достижениях, во многом, как самоцели, как-то: «Впереди планеты всей», «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», «И на Марсе будут яблони цвести». При этом русская культура воспринималась не как национальная, а как общегосударственная, его «цемент». Это в какой-то мере укрепилось и в сознании русских людей. Поэтому, возможно, русские легко вступали в межнациональные браки: они не выглядели межкультурными.

В самой РСФСР, несмотря на большие комсомольские стройки и рост молодых городов в Сибири, обширные инонациональные вкрапления, не говоря уже об автономных республиках, где процент межнациональных браков порой доходил до 50%, как в Карелии или Коми АССР, процент межнациональных браков в целом был не велик — только 14,7% к 1989 году. Русские, живущие в местах постоянного проживания, редко вступают в межнациональные браки и представляют собой точно такой же субстрат советской страны, как и другие народы. И советскому государству русские интересны в своем имперском преломлении. Такими советскими имперскими русскими были, в основном, мигранты-колонисты в союзных республиках. Там функция русских была двойная. Во-первых, они создавали мигрансткую среду, включая в нее представителей разных народов, образуя советский интернациональный имперский класс, хорошо ассимилирующийся к общесоветскому образцу. Внутри этого класса межнациональные браки были нормой, это были браки между «советскими» уже людьми. Во-вторых, русские мигранты-колонисты ассимилировали к себе и в немалой мере ассимилировались сами к коренным народам советских республик, создавая с определенной прослойкой этого населения единое пространство, правда, тяготеющее не столько к единому общесоветскому образцу, сколько к его республиканскому варианту и для каждой республики особенного. Внутри этого слоя также заключались межнациональные браки, с разной степенью активности.

Сам процент межнациональных браков в республиках определяется не количеством и разнообразием этнического состава населения республики, а процентом в этом населении русских и культурной совместимостью русского и коренного населения республики. Так А.А. Сусоколов приводит цифры: в 1979 г. в Азербайджане некоренные национальности составляли 22%, в Литовской ССР — 20%. Однако в Литве межнациональных браков в 1,5 раза больше. Точно так же доля населения некоренной национальности в Таджикистане выше, чем в Молдавии (41 и 36 % соответственно), а процент межнациональных семей в Молдавии в 1,5 раза больше, чем в Таджикистане. (Сусоколов 1987) «Увеличение или, наоборот, уменьшение доли русского населения в республиках ведут к соответствующему изменению доли национально-смешанных семей». (Арутюнян, Бромлей 1986: 155.)

Миграция, которая захватывала в большинстве своем русских, но также и представителей других народов СССР, была движущей силой установления межнациональной брачности в СССР. Особенно большым процент межнациональных браков был на всесоюзных стройках, где концентрировались молодые люди, вырванные из национального и семейного контекста, а потому более открытые влиянию советской идеологии: там доля межнациональных браков приближалась к теоретической вероятности, это — места преимущественного формирования советского культурного сценария. Например, в сравнительно небольшом Нуреке доля межнациональных браков составила в 1975 году 37,6 %, а в гораздо большем по численности Ленинабаде доля таких браков в том же году составила 21,6%. (Сабиева 1979: 17) Можно сказать и так: «Причины роста и увеличения количества национально-смешанных браков кроются… в диспропорции сложившейся социально-демографической и национальной структуры населения брачного возраста как следствие планирования развития народно-хозяйственного комплекса». (Устинова 1990: 217)
Но инонациональная миграция вела к росту межнациональных браков в новых городах не механически. Л.М. Дробижева приводит любопытное наблюдение: «В молодом городе Новочебоксарске (Чувашия) изучалась статистика межнациональных браков за время активного формирования города. «Всплеск» национально-смешанных браков имел место в городе в первые два-три года массового межнационального общения, затем доля их убавилась и оставалась относительно стабильной практически в течение 7-8 лет, и только на десятом году совместного проживания кривая доли смешанных браков вновь стала расти». (Дробижева 1981: 209)
Как это можно объяснить? На первом этапе в молодом городе наблюдается еще не структурированная среда, где нет определенных стабильных культурных сценариев, ни еще старых, ни уже новых, а потому не существует культурных преград и для межнациональных браков между разными членами социума. Затем наступает стабилизация нового социума, а поскольку новая культурно-психологическая общность складывается постепенно, дают о себе знать прежние установки: больше заключается однонациональных браков. Формирование нового культурного сценария, основанного на общем «мы» недавно бывших новоселов, в котором браки между людьми разной национальности не будут уже экзогамными, происходит подспудно и дает о себе знать лишь через некоторое время. Так в каждом случае формирования новой интернациональной общности происходит обусловленный культурными закономерностями процесс формирования ее обобщенного культурного сценария.

Процент межнациональных браков в СССР рос, но не прямолинейно. Динамика изменения доли межнациональных браков в каждой республике своя, особенно это касается браков с участием представителей коренной национальности. Процент межнациональных браков в различных республиках был очень разным: от 27,5% в Латвии до 3,8% в Армении. Различия между республиками по доле национально-смешанных семей не только не уменьшались, но и постоянно увеличивались. Доля национально-смешанных семей в союзных республиках отклонялась от общесоюзного показателя в 1959 г. в среднем на 35%, в 1970 г.— на 36, а в 1979 г.— на 39%. Так, в Таллине наблюдается рост процента эстонцев, вступающих в межнациональные браки — с 1959 по 1979 среди мужчин почти в 2,5 раза; в Кишиневе за этот же период процент межнациональных браков оставался почти неизменным — на уровне трети от всех браков; у грузин в Тбилиси — понизился на 20%. (Сусоколов 1987)

В Европейской части СССР и Закавказье преобладало сочетание в супружеских союзах представителей коренной национальности данной республики с русскими. Например, в Латвии и Эстонии такие семьи составляют свыше 32% от общего числа национально-смешанных семей, в Армении – около 40%, в Азербайджане и Грузии – 24-26%. В республиках же Средней Азии было больше семей, в которых супруги относятся к коренным национальностям региона. (Ганцкая, Терентьева 1975: 465)

У среднеазиатских народов в браки с представителями славянских народов вступали в основном мужчины, «девушки местных национальностей значительно реже вступают в брак с русскими, украинским и другими юношами европейских национальностей». (Нарынбаев 1966: 69) У прибалтийских же народов по участию в межнациональных браках женщины опережали мужчин. Так, литовские женщины чаще мужчин состояли в национально-смешанных браках — соответственно, 57 % и 43 %. (Устинова 1990: 209)

У разных народов в межнациональные браки вступали преимущественно разные слои населения. О.А. Ганцкая и Л.Н. Терентьева отмечали, что в Средней Азии в «межнациональные браки более часто заключаются среди местной интеллигенции, чем в остальных социальных категориях», особенно часто – учителя. (Ганцкая, Терентьева 1975: 473) А Р. Ачылова полагала, что «быстрее ассимилируется рабочий класс, чем крестьянство, техническая интеллигенция, чем гуманитарная». (Ачылова 1987: 151) В Молдавии среди интеллигенции доля вступающих в межнациональные браки была примерно такая же, как и среди вступающих в однонациональные. Создавалась интеллигентская прослойка, интегрированная в советский сценарий. А среди эстонцев и грузин более склонными к межнациональным бракам были рабочие. (Сусоколов 1987) Видимо, интеллигенция этих народов была хранительницей национальных идеалов. Однако, советские исследователи полагали, что сама по себе малая доля межнациональных браков не означала отстраненности от общесоветского сценария. Как писала Л.М. Дробижева, «у некоторых народов, к примеру, национальностей Средней Азии, однонациональные браки жестко связаны со всей системой традиционной культуры… и не могут прямо и безусловно интерпретироваться как индикатор межнациональных отношений». (Дробижева 1981: 220)

Вовлеченность народов СССР в общесоветские культурные сценарии зависела также от интенсивности их собственных национальных культурных сценариев, причем не только народов в целом, но и различных его общностей. Так с первых лет советской власти «наиболее часто в национально-смешанные браки вступали рассредоточено живущие армяне и латыши». (Козлов 1982: 265) Также в 1970-е годы наибольшую открытость к межнациональным бракам характеризуются белорусы, украинцы и армяне, живущие вне Армении. (Козлов 1982: 270) Между тем, доля межнациональных браков в Армянской ССР была самой низкой в СССР: 3,8% в 1989 году. Это объясняется тем, что в то время в Армении с центром в Ереване, мало затрагивая армян вне Армении, шел процесс формирования нового собственного культурного сценария, призванного психологически скомпенсировать пережитую армянами трагедию геноцида в Турции, который сопрягался с русским культурным сценарием специфическим образом, через своеобразный перенос на русских образа покровителя в картине мира армян. (Лурье, Давтян 2012)

Урбанизация, миграция из деревни в город не всегда способствует росту межнациональных браков. В Тбилиси, например, бывшие сельские жители-грузины редко вступали в межнациональные браки, тогда как в Таллине, наоборот, сельские мигранты-эстонцы, охотно, значительно чаще, чем эстонцы-горожане, вступали в браки с русскими. В Тбилиси «мигранты поддерживают более тесные связи с сельскими родственниками. Старшие родственники в значительной степени влияют на выбор ими супруга. В Таллине мигранты из села ориентируются при выборе брачного партнера на новую для них городскую среду. Однако они оказываются менее адаптированными к городской этнической субкультуре. Их межличностные связи внутри этноса оказываются слабее, чем у коренных горожан». (Сусоколов 1987)

А вот среди славян-мигрантов быстрыми темпами шел процесс интеграции. Так, русско-украинские браки составили в конце 1970-х годов в Кишиневе 8%, в Таллине — около 9% браков (всех, а не только межнациональных!). (Сусоколов 1987) Смешанные браки между русскими, украинцами, белорусами, проживающими в инонациональной среде (например, в Казахстане, в Молдавии), по численности часто равны или даже превосходят теоретическое число таких браков. (Дробижева 1981: 221) Здесь восточнославянские народы выступали зачастую как единая этническая общность. Как считает А.А. Сусоколов, «значительный рост численности межнациональных браков означает, что культурные границы между двумя этническими общностями стираются, и люди перестают воспринимать друг друга как представителей разных этносов». (Сусоколов 1987) Л.М. Дробижева отмечает кроме того высокий процент браков русских с татарами, в некоторых регионах СССР достигающего теоретической вероятности. (Дробижева 1981: 221.) О.А. Ганцкая и Л.Н. Терентьева говорят о том русско-татарские браки в Вильнюсе, Минске и Чебоксарах «приближаются к теоретической вероятности или совпадают с ней». (Ганцкая, Терентьева 1975: 468)

Рассмотрим советскую идеологему, как она выражалась в рефлексии межнациональных браков. Отметим, что сами исследования межнациональных браков в СССР появляются лишь в 1960-е годы, были очень редки и встречались лишь в некоторых союзных республиках, хотя факт возрастания процента таких браков зафиксирован уже Всесоюзной переписью 1959 года. Но заметны они становятся позднее — к 1970-ым годам, кода появилась идеологема «советский народ». Как пишет в 1981 году Л.М. Дробижева, «внимание научной общественности к изучению межнациональных браков привлечено в последние 10-15 лет. Результаты этого изучения стали использоваться в нашей пропаганде – прессе, лекциях, фильмах». (Дробижева 1981: 221) .

Прежде всего, межнациональные браки, с точки зрения советских исследователей, свидетельствует о сближении народов СССР (Джураев 1962). С 1960-х годов они не говорили уже о слиянии советских наций в одну, но мысль, что они ассимилируются друг к другу, была центральной. «Само появление и учащение таких браков свидетельствует о начавшемся сближении между народами», указывает В.И. Козлов. (Козлов 1982: 262) А Р. Ачилова утверждала, что «важнейшими каналами этнической ассимиляции в СССР являются смешанные браки». (Ачылова 1968: 151).

Но кто к кому или чему ассимилировался? Мы нашли только одно упоминание к русскому народу в одном из первых в советской научной литературе исследовании межнациональных браков. В 1966 году киргизский исследователь А.И. Нарынбаев пишет: «Следует отметить значение межнационального брака между юношами среднеазиатских национальностей и русскими девушками для семей нерусских национальностей. Посредством межнациональных семей прогрессивные традиции, обычаи, быт и культура великого русского народа воспринимаются представителями других национальностей». (Нарынбаев 1966: 69) С очень большой натяжкой в качестве упоминания ассимиляции нерусского населения русскими можно рассматривать пассаж азербайджанского исследователя Г.Ш. Садыхова: «Молодежь русской нации с ее культурно-историческими и революционными традициями, с высокоразвитым чувством национальной солидарности, с ее атеистическим мировоззрением часто вступает в брак с представителями различных народов нашей страны». (Садыхов 1982: 40-41) Более характерно высказывание Л.Х. Сабиевой: «Межнациональные браки свидетельствуют о том, что укрепление дружбы между народами СССР, процесс сближения социалистических наций привели к значительному расширению основ совместимости духовного мира людей различных национальностей, формированию общесоветских нравственных идеалов… Интернационализация брачно-семейных отношений стала важной чертой утверждения в СССР единого советского образа жизни». (Сабиева 1979: 2, 14) Об этом же пишет и Н.П. Скачкова: «Участники межнациональной семьи и в повседневной практике синтезируют лучшие черты обеих наций и прямо или косвенно способствуют усилению черт многонационального, общесоветского». (Скачкова 1977: 270) Э.Р. Соболенко говорит о том, что «уже в первом поколении смешанных семей преобладают общесововетские формы культуры». (Соболенко 1980: 270) Межнациональные семьи рассматриваются как «один из путей формирования новой исторической общности — советского народа». (Сочинская 1983: 10) О взаимопроникновении культур говорит В.И. Козлов: «Широко развернувшиеся в нашей многонациональной стране ассимиляционные процессы во многом определяются распространением национально-смешанных браков между представителями уже сформировавшихся народов, имеющих достаточно четкое национальное самосознание». (Козлов 1982: 263.)

Однако смешанные браки «нередко объединяют людей в культурном и языковом отношении уже ассимилированных», а потому преувеличивать их значение в деле ассимиляции нельзя. (Ачылова 1987: 151) Во многом межнациональные браки сами являются следствием ассимилятивных процессов: «Возникает совместимость норм поведения, возможность взаимопонимания людей различных национальностей даже в такой сфере общения, как семья, что способствует заключению национально-смешанных браков и образованию межнациональных семей». (Арутюнян, Бромлей 1986: 152.)

Значение межнациональных семей для процесса ассимиляции состояла в том, что они, вольно или невольно, являясь воплощением советского культурного сценария, активно способствовали его распространению. «Исчисляясь миллионами, такие семьи втягивают в общение большое количество людей разных национальностей – родителей супругов, их родственников, друзей и знакомых». (Сабиева 1979: 2) В межнациональные браки чаще вступают те, кто уже имеет опыт родственного общения с людьми другой национальности. Так, «среди эстонцев, состоящих в межнациональных браках, каждый второй имеет родственников, состоящих в браке с лицом другой национальности, а среди тех, кто имел супруга своей национальности, — лишь каждый четвертый». (Сусоколов 1987)
С государственных позиций в межнациональных семьях шла ассимиляция к советско-имперскому, государственному. В этническом же плане ассимиляция была взаимной: представители нерусских национальностей перенимали русский язык, а русские мигранты-колонисты – нормативную систему народов республик, в которых они жили.

Межнациональные семьи часто были русскоязычными: «Часто русский язык используется во внутрисемейном общении в межнациональных семьях даже тогда, когда ни один из супругов не принадлежит к русской национальности». (Сусоколов 1987) Наблюдается и «более активное распространение русского языка в кругу родственников данной супружеской пары, их друзей и соседей». (Терентьева 1972: 6) Таким образом, «рост межнациональных браков является одним из существенных факторов, способствующих распространению русского языка как языка межнационального общения и как второго языка для людей нерусской национальности». (Сабиева 1979: 16) Вместе с тем отмечалось: не столько межнациональные браки способствовали распространению двуязычия, сколько «в межнациональные браки, как правило, вступают люди, хорошо владеющие языком межнационального общения». (Сусоколов 1987)

Но вот в поведенческом отношении русские мигранты в республиках ассимилировались к коренному населению этих республик: «Особенности социо-нормативной культуры, культуры поведения коренных национальностей более активно воспринимаются русским населением… Одним из показателей сохранения традиционных норм в семье является ответ на вопрос: обязательно ли спрашивать согласие родителей на вступление в брак?… Сравнение результатов опроса по городскому населению различных республик показывает, что доля считающих обязательным спрашивать согласие родителей на вступление в брак приблизительно одинакова у русского населения и коренной национальности». (Арутюнян, Бромлей 1986: 164.) А.А. Сусоколов полагает, что «инонациональное население… воспринимает характерные для коренных национальностей нормы поведения и рождаемости, элементы обрядности, материальной культуры». (Сусоколов 1987) Так, в республиках Прибалтики браки русских с представителями коренных национальностей были скорее инструментом ассимиляции к коренным народностям, чем к русским. В Литве «дружный климат внутрисемейных отношений в этих семьях чаще всего складывается в том случае, если супруг или супруга русской национальности легко адаптируется к окружающей литовской культуре, укладу жизни». (Устинова 1990: 214)

В СССР шла ассимиляция отнюдь не к русскому этническому, а к советскому эталону, который в каждой республике имел свои вариации и к которому ассимилировались и коренные жители, и русские мигранты-колонисты. В республиках формировался самобытный слой русского населения, отличный от русского населения в РСФСР и специфичный для каждого региона, на который ложилась тяжесть коммуникационной функции русского народа с другими народами СССР. Русские, сближаясь с разными народами СССР, как бы «сшивают» жителей СССР. Русская женщина (русские мужчины реже вступали в межнациональные браки), вышедшая замуж за представителя коренной национальности республики, подключалась и к национальному сценарию данной республики, усваивала его модели поведения. Происходило взаимопроникновение сценариев, адаптация модели советского человека для разных народов. И наиболее ярко ее воплощали потомки от смешанных браков.

Потомки от национально-смешанных браков «составляют значительную часть людей, у которых не совпадают национальность и родной язык… Расхождение двух важных показателей самосознания — отнесение себя к той или иной национальности и выбор родного языка — говорит об определенной «размытости», двойственности этнического самосознания». (Сусоколов 1987) Этническая ориентация «детей в таких семьях становится весьма затруднительной». (Козлов 1982: 263)

Предпочтительный выбор подростками одной из национальностей родителей в значительной мере определяется интенсивностью и направлением этнических процессов в республиках. (Терентьева 1974: 7) В Средней Азии они обычно выбирали титульную национальность республики, в городах же Прибалтики наблюдался лишь незначительный перевес в сторону выбора титульной национальности. Однако, по сути, ассимиляционные процессы к титульной национальности были превалирующими именно в Прибалтике, хотя официальная статистика вроде бы не подтверждает это. Однако национальность в Средней Азии выбиралась по отцу, а в межнациональные браки там чаще вступают как раз мужчины коренных национальностей. В Прибалтике или Молдавии, где мужчины и женщины всех национальностей вступали в браки примерно с одинаковой частотой, предпочтение чаще отдавалось титульной национальности, даже если к ней принадлежит мать, а не отец. В городах Украины и Белоруссии чаще выбирали русскую национальность. Дети от браков «русских женщин с мужчинами других национальностей в пределах РСФСР и особенно в городах, чаще всего причисляют себя к русским». (Козлов 1982: 264) Так в Чебоксарах при браках чувашей с русскими только 2,2 % молодежи осознают себя чувашами, а 97,8 – русскими. Близки к этому показателю были и мордово-русские семьи. (Терентьева 1974: 6)

В семьях мигрантов в союзных республиках, один из которых русский, дети, как правило, выбирали русскую национальность «независимо от того, отец или мать ее представляет». (Ачылова 196: 12) Сложнее в случае потомства от брака супругов, которые оба не-русские и оба находятся в инонациональной среде. Подобная ситуация довольно часто встречалась в областях страны, привлекающих мигрантов. Поэтому, полагали некоторые исследователи, необходимость для молодого человека выбирать только между национальностью отца или матери «огрубляет действительную этническую ориентацию многих граждан СССР, а в ряде случаев и искажает ее». (Козлов 1982: 264) Но дети от смешанных браков «в гораздо большей мере, чем дети от однонациональных браков, выступают как носители не этноразделяющих, а этнообъединяющих интегрированных межэтнических черт. Отсюда вытекает немаловажное значение рассмотренных явлений как явлений цементирующих формирование такой новой исторической общности, как советский народ». (Терентьева 1974: 11-12)

Итак, очевидно, что речь в СССР шла об ассимиляции, инструментом которой были и межнациональные браки у народов СССР. Какие ценности распространялись через реализацию межнациональной модели брачности? Их набор небогат, в основном, это идеи отрицания традиционного, культурной нивелировки.

Советские авторы, такие как В.И. Козлов, пишут о том, что «распространению межнациональных браков способствовало падение прежних этнических и религиозных предубеждений, ломка старого культурно-бытового уклада и сложение нового быта, внедрение в жизнь интернациональных элементов культуры, новых обрядов и т.д.» (Козлов 1982: 267) О.А. Ганцкая и Л.Н. Терентьева, говоря о естественной ассимиляции в обрядности, указывали, что прослеживается она «с трудом, в связи с нивелировкой старых и распространением новых обычаев». (Ганцкая, Терентьева 1973: 8) Так ассимиляция, сопровождающая межнациональную брачность, выглядела в официальной идеологии, выразителями которой и были советские ученые.

Советскими авторами приветствовались межнациональные браки, как инструмент разрушения передачи через институт семьи национальных и религиозных традиций: «Межнациональная семья призвана сыграть свою роль в формировании научного мировоззрения, в атеистическом воспитании личности. При социализме только семья является тем институтом, который может воспроизводить в сознании ребенка религиозные взгляды. Межнациональная семья, которая объединяет представителей различных не только народов, но и религий без особых на то усилий освобождает и от догматов веры, и от бытовых ее форм». (Сочинская 1983: 11-12) А потому советские авторы радовались, что «одним из основных социальных результатов роста доли межнациональных семей молодежи в новых городах является то, что в этих городах ярче и определеннее проявляются тенденции, ведущие к разрушению религиозных взглядов, обрядов, обычаев и нравов на основании развития семейно-брачных отношений. В этих семьях легче и быстрее исчезают религиозные ритуалы и обычаи. Это проявляется и в том, как справляются праздники, и в том, какие новые обряды и безрелигиозные праздники пришли на смену старым». (Садыхов 1982: 42) Именно поэтому межнациональная семья рассматривалась как открытая к коммунистической идеологии: «Межнациональная семья, сложившаяся из представителей разных наций, влияет на распространение советских прогрессивных традиций». (Сочинская 1983: 12, 17) А потому, «когда общественные организации ведут борьбу за внедрение советских обрядов, лишенных религиозной окраски, межнациональные семьи выступают их активными проводниками». (Сабиева 1979: 23)
Но на практике было не совсем так: у молдаван среди тех, кто не празднует религиозных праздников, приветствовали межнациональные браки 76%, а среди отмечающих такие праздники – 61%. (Дробижева 1981: 190) Меньше, но тоже не мало. Ведь они жили в культурном пространстве, где такие браки — норма. Но советский культурный сценарий был по сути экстремальным, включив в себя множество людей, полностью выбитых из своей традиционной колеи, утративших прошлый культурный багаж, и сам во многом знаменовал собой отказ от культурной преемственности. Да, можно сомневаться, что супруги в межнациональных семьях как-то особо, отлично от других, тяготели к коммунистическому мировоззрения, но именно эти супруги, ассимилируясь к советскому образцу, оказывались восприимчивыми и к не совсем здоровым порождениям советской эпохи, порой основанных на усеченном понимании культуры.

В 1980-ые годы рост межнациональных браков продолжается, хотя его темпы замедляются. Как правило, это объясняется изменением направления миграции в СССР с центробежной, на центростремительную (например, в зону Нечерноземья). Приводятся и другие демографические причины, для каждой республики свои. Но в целом можно предположить, что советский сценарий, зародившись и даже в определенной мере закрепившись, не сумел и дальше поступательно развиваться. Этому культурному сценарию не хватало «пищи», советская идеология померкла, поскольку строилась на нежизнеспособной схеме. Наступил период политического и морального кризиса, который знаменовался погружением советских людей в индивидуализм, быт и нарастающую скуку ко всяким проявлениям «советскости».
Межнациональные браки остались фактом частной жизни россиян, утратив собственно культурное значение. В настоящее время в Российской Федерации их 11% от общего числа браков. И они являются, скорее, выражением кризисного состояния русского народа, выражением стремления молодых русских женщин обрести крепкую семью в браке с представителями традиционных обществ с более прочными семейными связями. Эти браки воспринимаются обществом во многом негативно, как нарушение должного культурного сценария.

Список использованной литературы:

Арутюнян Ю.В., Бромлей Ю.В. (отв. ред.) (1986). Социально культурный облик советских наций. (По результатам этносоциологического исследования): М., «Наука».
Ачылова Р. (1987). Нация и семья. Фрунзе: «Илим».
Ачылова Р. (1968). Межнациональные браки и семьи в СССР. (Социологическое исследование на материалах Киргизии и Узбекистана). Автореферат. Ленинград.
Ганцкая О.Г., Терентьева Л.Н. (1977). Межнациональные браки и их роль в этнических процессах. В кн: Современные этнические процессы в СССР. М.: «Наука».
Ганцкая О.Г., Терентьева Л.Н. (1975). Семья — микросреда этнических процессов. В кн: Современные этнические процессы в СССР. М.: изд-во «Наука».
Ганцкая О.Г., Терентьева Л.Н. (1973). Этнос и семья в СССР. IX Международный конгресс антропологических и этнографических наук (Чикаго, сентябрь, 1973). Доклады советской делегации. Москва: издательство «Наука», Главная редакция восточной литературы.
Дробижева Л.М. (1982). Духовная общность народов СССР. Историко-социологический очерк межнациональных отношений. М., «Мысль», 1981.
Козлов В.И. (1982). Национальности СССР. Этнодемографический обзор. М.: «Финансы и статистика».
Лурье С.В. (2017). Культура и ее сценарий: имплицитный обобщенный сценарий как внутрикультурный интегратор // Общественные науки и современность , № 2.
Лурье С., Давтян А. (2012). Ереванская цивилизация. (Процесс формирования традиций и ценностей). Saarbrucken, Germany: Palmarium Academic Publishing,.
Лурье С.В. (2011). Дружба народов в СССР: национальный проект или пример спонтанной межэтнической самоорганизации // Общественные науки и современность. №4.
Лурье С.В. (1994). Русские и армяне в Закавказье в XIX веке: динамика контактной ситуации. Опыт этнопсихологического анализа. СПб.: Институт социологии РАН.
Нарынбаев А.И. (1966). Опыт социологического исследования межнационального брака. В кн: Нация и национальные отношения. Отв. ред. А.А. Алтмышбаев. Фрунзе: изд-во «Илим».
Непримерова Г. А. (1979). Межнациональные браки как объект комплексного социологического исследования. Автореферат. Москва.
Сабиева Л.Х. (1979). Межнациональные браки и семья как отражение национальных отношений нового типа. Автореферат. Из-во Московского Государственного университета.
Сабиева Л.Х. (1974). Роль межнациональных браков в процессе сближения социалистических наций (На примере республик Средней Азии). В кн: Социально-политические отношения в развитого социалистическом обществе. М.: Изд-во Московского университета.
Садыхов Г.Ш. (1982). Межнациональные молодые семьи новых городов Азербайджана. В кн: Современная семья. М., Финансы и статистика.
Скачкова Н.П. (1977). Роль межнациональных браков и семей на сближение советских наций и народностей в период развитого социализма (на материалах Казахской ССР)». Автореферат. Алма-Ата.
Соболенко Э.Р. (1980). Роль семьи в этнических процессах. В кн.: Этнические процессы и образ жизни. (На материалах исследования населения городов БССР). Ред. В.К. Бондарчук. Минск: «Наука и техника».
Сочинская С.И. (составитель). (1983) Межнациональная семья и ее роль в интернационализации советского образа жизни. В помощь лектору. Методические рекомендации. Одесса, Одесская областная организация общества «Знание».
Сусоколов А.А. (1987). Межнациональные браки в СССР. М.. http://search.rsl.ru/ru/record/01001373112
Терентьева Л.Т. (1974). Формирование этнического самосознание в национально-смешанных семьях. М., Институт социологических исследований, Советская социологическая ассоциация. VIII Всемирный социологический конгресс. Канада, Торонто, 17-24 августа 1974 г.
Терентьева Л.Т. (1972). Этнические процессы и семья. М.: Советская социологическая ассоциация, Институт конкретных социальных исследований. XII Международный семинар по исследованию семьи.
С. Уалиева, Э. Эдгар. (2011) Межэтнические браки, смешанное происхождение и «дружба народов» в советском и постсоветском Казахстане // Журнальный клуб Интелрос «Неприкосновенный запас» №6 . http://magazines.russ.ru/nz/2011/6/u18.html
Устинова М. Я. (1990). Некоторые вопросы изучения национально смешанных браков и семей (на примере Литвы). В кн: Семья. Традиции и современность. Отв. ред. О.А. Ганцкая, И.А. Гришаев. М.: Интитут этнологии и антропологии АН СССР.

Interethnic marriages as part of the Soviet state script: a sociocultural approach
Lourie S. V.
* Lourie Svetlana Vladimirovna - Doctor of Culturology, Candidate of Historical Sciences, Leading Researcher, Sociological Institute of the Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences;
bldg. 25/14, str. 7th Krasnoarmeyskaya, St. Petersburg, 198005.
E-mail: svlourie@gmail.com
Abstract: The article deals with interethnic marriages in the USSR as a socio-cultural phenomenon in the context of the formation in the country of the "friendship of peoples" scenario. The influence of the soviet national policy on popular scenarios of interethnic relations is analyzed. The thesis is put forward that the possibility of mass interethnic marriages dissemination between the USSR's peoples had being conditioned by the formation of an unified generalized soviet cultural script that had refractions in each of the soviet peoples cultures. Of particular importance for the spread of intermarriage was its refraction in russian culture, which appeared in its soviet-imperial form in the person of migrant colonists in the Union's republics. The features of assimilation processes in the USSR are being studied.

Key words: interethnic marriages; "friendship of peoples"; culture; cultural script ; assimilation.

References
Arutyunyan YU.V., Bromlej YU.V. (otv. red.) (1986). Social'no kul'turnyj oblik sovetskih nacij. (Po rezul'tatam ehtnosociologicheskogo issledovaniya) [Socio-cultural image of the Soviet nations. (Based on the results of ethno-sociological research)]: M., «Nauka».
Achylova R. (1987). Naciya i sem'ya [Nation and family]. Frunze: «Ilim».
Achylova R. (1968). Mezhnacional'nye braki i sem'i v SSSR. (Sociologicheskoe issledovanie na materialah Kirgizii i Uzbekistana) [Sociological research at the materials of Kyrgyzstan and Uzbekistan]. Avtoreferat. Leningrad.
Ganckaya O.G., Terent'eva L.N. (1977). Mezhnacional'nye braki i ih rol' v ehtnicheskih processah [Interethnic marriages and their role in ethnic processes]. In: Sovremennye ehtnicheskie processy v SSSR [Contemporary ethnic processes in the USSR]. M.: «Nauka».
Ganckaya O.G., Terent'eva L.N. (1975). Sem'ya — mikrosreda ehtnicheskih processov [The family is the microenviron of ethnic processes]. In: Sovremennye ehtnicheskie processy v SSSR [Contemporary ethnic processes in the USSR]. M.: izd-vo «Nauka».
Ganckaya O.G., Terent'eva L.N. (1973). EHtnos i sem'ya v SSSR [Ethnos and family in the USSR]. IX International Congress of Anthropology and Ethnography Sciences (Chicago, September, 1973)]. Moskva: Nauka, Glavnaya redakciya vostochnoj literatury.
Drobizheva L.M. (1981). Duhovnaya obshchnost' narodov SSSR. Istoriko-sociologicheskij ocherk mezhnacional'nyh otnoshenij [Spiritual commonality of the peoples of the USSR. Historical and sociological essay on interethnic relations]. M., Mysl'.
Kozlov V.I. (1982). Nacional'nosti SSSR. EHtnodemograficheskij obzor [Nationalities of the USSR. Ethnodemographic review]. M.: «Finansy i statistika».
Lourie S.V. (2017). Kul'tura i ee scenarij: implicitnyj obobshchennyj scenarij kak vnutrikul'turnyj integrator [Culture and its scenario: an implicit generalized script as an intracultural integrator] // Obshchestvennye nauki i sovremennost' [Social Sciences and Contemporary World], № 2.
Lourie S., Davtyan A. (2012). Erevanskaya civilizaciya. (Process formirovaniya tradicij i cennostej) [Yerevan civilization. (The process of formation of traditions and values)]. Saarbrucken, Germany: Palmarium Academic Publishing,.
Lourie S.V. (2011). Druzhba narodov v SSSR: nacional'nyj proekt ili primer spontannoj mezhehtnicheskoj samoorganizacii [The Friendship of Peoples in the USSR: National Project or Example of Spontaneous Interethnic Self-Organization] // Obshchestvennye nauki i sovremennost' [Social Sciences and Contemporary World]. №4.
Lourie S.V. (1994). Russkie i armyane v Zakavkaz'e v XIX veke: dinamika kontaktnoj situacii. Opyt ehtnopsihologicheskogo analiza [Russians and Armenians in Transcaucasia in the XIX century: the dynamics of the contact situation. The experience of ethnopsychological analysis]. SPb.: Institut sociologii RAN.
Narynbaev A.I. (1966). Opyt sociologicheskogo issledovaniya mezhnacional'nogo braka [The experience of sociological research of interethnic marriage]. In: Naciya i nacional'nye otnosheniya [Nation and National Relations]. Otv. red. A.A. Altmyshbaev. Frunze: izd-vo «Ilim».
Neprimerova G. A. (1979). Mezhnacional'nye braki kak ob"ekt kompleksnogo sociologicheskogo issledovaniya [Interethnic marriages as an object of complex sociological research]. Avtoreferat. Moskva.
Sabieva L.H. (1979). Mezhnacional'nye braki i sem'ya kak otrazhenie nacional'nyh otnoshenij novogo tipa [Interethnic marriages and family as a reflection of national relations of a new type]. Avtoreferat. Iz-vo Moskovskogo Gosudarstvennogo universiteta.
Sabieva L.H. (1974). Rol' mezhnacional'nyh brakov v processe sblizheniya socialisticheskih nacij (Na primere respublik Srednej Azii) [The role of international marriages in the process of rapprochement of socialist nations (On the example of the republics of Central Asia)]. In: Social'no-politicheskie otnosheniya v razvitom socialisticheskom obshchestve [Socio-political relations in a developed socialist society]. M.: Izd-vo Moskovskogo universiteta.
Sadyhov G.SH. (1982). Mezhnacional'nye molodye sem'i novyh gorodov Azerbajdzhana [Interethnic young families of new Azerbaijan cities]. In: Sovremennaya sem'ya [Contemporary family]. M., Finansy i statistika.
Skachkova N.P. (1977). Rol' mezhnacional'nyh brakov i semej na sblizhenie sovetskih nacij i narodnostej v period razvitogo socializma (na materialah Kazahskoj SSR)» [The role of interethnic marriages and families in bringing together Soviet nations and nationalities in the period of developed socialism (on the materials of the Kazakh SSR)]. Avtoreferat. Alma-Ata.
Sobolenko EH.R. (1980). Rol' sem'i v ehtnicheskih processah [The role of the family in ethnic processes]. In: EHtnicheskie processy i obraz zhizni. (Na materialah issledovaniya naseleniya gorodov BSSR) [Ethnic processes and way of life. (On the materials of the BSSR townspopulation study)]. Red. V.K. Bondarchuk. Minsk: «Nauka i tekhnika».
Sochinskaya S.I. (1983) Mezhnacional'naya sem'ya i ee rol' v internacionalizacii sovetskogo obraza zhizni. V pomoshch' lektoru. Metodicheskie rekomendacii [Interethnic family and its role in the internationalization of the Soviet way of life. To help the lecturer. Guidelines]. Odessa, Odesskaya oblastnaya organizaciya obshchestva «Znanie».
Susokolov A.A. (1987). Mezhnacional'nye braki v SSSR [Interethnic marriages in the USSR]. M. http://search.rsl.ru/ru/record/01001373112
Terent'eva L.T. (1974). Formirovanie ehtnicheskogo samosoznaniуa v nacional'no-smeshannyh sem'yah [Formation of ethnic self-awareness in national-mixed families]. M., Institut sociologicheskih issledovanij, Sovetskaya sociologicheskaya associaciya. VIII World Sociological Congress. Kanada, Toronto, 17-24 august 1974.
Terent'eva L.T. (1972). EHtnicheskie processy i sem'ya [Ethnic processes and family]. M.: Sovetskaya sociologicheskaya associaciya, Institut konkretnyh social'nyh issledovanij. XII International Seminar on Family Research.
S. Ualieva, EH. EHdgar. (2011) Mezhehtnicheskie braki, smeshannoe proiskhozhdenie i «druzhba narodov» v sovetskom i postsovetskom Kazahstane [Interethnic marriages, mixed origins and "friendship of peoples" in Soviet and post-Soviet Kazakhstan] // ZHurnal'nyj klub Intelros «Neprikosnovennyj zapas» [Intelros Journal Club "Inviolable reserve"] №6 . http://magazines.russ.ru/nz/2011/6/u18.html
Ustinova (M. YA.) (1990). Nekotorye voprosy izucheniya nacional'no smeshannyh brakov i semej (na primere Litvy) [Some issues of studying nationally mixed marriages and families (on the example of Lithuania)]. In: Sem'ya. Tradicii i sovremennost' [A family. Traditions and contemporaneity]. Reds. O.A. Ganckaya, I.A. Grishaev. M.: Intitut ehtnologii i antropologii AN SSSR.