Собака, которая залаяла

"Спецназ России". 2007.

В одном из исследований по проблемам национализма приводились примеры культур и народов, которые не восприняли широко распространившийся в 19 веке по всему миру вирус национализма. По отношению к ним было применено выражение: "Собаки, которые не залаяли". В качестве одного из таких примеров приводилась Шотландия. Умному, гордому и молчаливому народу Шотландии долго не хотелось оказаться в роли "лающей собаки". Но промывка мозгов, связанная с установлением Нового мирового порядка, наконец заставила тявкать и их.

Когда я получила от своей английской приятельницы приглашение на стажировку в Великобританию - в Оксфорд и в Абердин, что в Шотландии, меня заинтриговала фраза: <В Шотландию отдельную визу брать не надо, она еще не отделилась>... Еще больше заинтриговали меня напутствия, которые давались мне, когда я из Оксфорда отправлялась в Абердин. <Только не скажи случайно, что ты в Англии. Ты иностранка, поэтому бить тебя не станут, но скандал может быть крупный>.

Великий английский империалист Редьярд Киплинг сказал как-то, что мир станет хуже, если исчезнет Британская империя. Великий русский империалист Иван Солоневич замечает по поводу слов Киплинга, что они абсолютно истинны. Хотя на протяжении всей своей истории Британская и Российская империи конкурировали, а часто и враждовали между собой, злорадствовать по поводу ее распада нечего: имперский порядок разумнее и качественнее любого остального. Путешествие в Шотландию превратило меня в апологета Британского империализма. В начале перестройки я много ездила по Союзу как раз в тот период, когда многие республики дышали националистическим угаром, но того, что я, посторонняя, увидела в Шотландии, которая по степени национализма явно отстает от Ольстера, я не видела нигде, даже в Прибалтике. Это было очевидной деградацией вполне культурного и неглупого народа, точнее даже двух народов, поскольку в смирении англичан перед самодурством шотландцев было что-то патологическое. Первое впечатление от шотландцев - их безудержное упрямство, качество, доставившее шотландцам немало славы. Но, выливаясь теперь в национализм, да еще и заправленный на демократии, оно калечит человеческие души.

Шотландия - страна безусловно романтическая, но ее романтика очень сурова. Вечные пронизывающие ветры, холодно-серое море, горы, леса, вечные желтые колючки по обочинам дорог. Вроде красивые цветы, но дотронься - жесткие, негнущиеся, с острыми длинными шипами. Столь же нечувствительны и люди: в любой пронизывающий ветер, град, дождь все одеты в единую униформу: богатые и бедные, женщины и мужчины, преподаватели и студенты - серый или синий свитер и джинсы, которые порой в выходные дни заменяются клетчатой юбкой, часто в сочетании все с тем же неизменным свитером. Это уже как демонстрация. Суровые лица. Суровые игры детей. В центре Эдинбурга - залитая асфальтом площадка. В центре площадки - горка с метровым трамплином. У горки человек двадцать ребятишек разных возрастов и у каждого - дощечка на роликах. Все по очереди молча взбираются на горку, съезжают с нее, прыгают с трамплина и в половите случаев приземляются на "пятую точку". Грохот стоит страшный. Видно, что детям очень больно, но они молча поднимаются и - всё повторяется сначала.

Где народ, строивший великую Британскую империю? Где его природный разум? Почему он меняет свою родину на химерическое европейское содружество. Почему так тесно подружился с эстонцами - народом значительно более мелким и без славных традиций, встал с ним на одну ступеньку? Почему так запросто отрекается от английской культуры, в которой был воспитан, имитируя уже потерянную в веках шотландскую? Ведь те же пресловутые юбочки когда-то были элементом английской народной одежды, и лишь недавно шотландцы объявили их своим опознавательным знаком. Почему отказавшись от богатейшей английской культурной традиции, наспех то ли реконструирует, то ли сочиняет свою собственную? Почему презирают английский язык, на котором вынужденно объясняются между собой до сих пор, поскольку жители соседних селений практически не понимают диалектов друг друга? Почему им так не терпится стать самостийным народом, что они соглашаются даже на роль народа, не имеющего собственного литературного языка?

Теперь флагов Британии не встретишь. На их месте либо собственные шотландские флаги, либо флаги Европейского сообщества. Все, что касается былой империи - в черном свете. Все, что касается монархии - в черном свете. На стенах надписи - то мелом, то краской, неизменный лозунг: "Англичане, убирайтесь вон". Прямой народ, суровый, без сантиментов. Моя английская приятельница (между прочим с шотландской фамилией - по мужу, и с ясно выраженными кельтскими чертами лица) несколько лет прожившая в Шотландии, а затем несколько лет в России, объясняла: "В России я существо чужое, но в целом хорошее, в Шотландии - чужое и плохое". Вот так - коротко и ясно. Англичанин не стесняющийся того, что он англичанин - изгой в обществе. У него два пути - уехать в Англию, как большинство и поступает, бесхитростно подчиняясь лозунгам на заборах, либо объявить себя шотландцем. Я была знакома с семьей, где и отец, и мать называли себя англичанами, а дочь - шотландкой. Девочка в том году поступила в Абердинский университет. Ей жить и учиться в Абердине. Все просто и опять же бесхитростно - как шотландская народная кухня, знакомясь с которой, я впервые была вынуждена отведать пареной репы.

Напоминания, чтобы у меня, не дай Бог, вместо "шотландцев" не слетели с языка "англичане", повторялись каждым встречным англичанином столь назойливо и с таким очевидным переполохом на лице, что засомневалась, точно ли дело ограничится одним скандалом, как мне было обещано, и, знакомясь с каждым новым человеком, я неизменно уточняла: он англичанин или шотландец. С англичанами чувствовала себя раскованно, шотландцев же вскоре стала избегать.

Профессор, принимавший меня на стажировку - англичанин, но декларирующий себя в качестве отъявленного шотландофила. Он косо смотрел на мое изучение истории Британской империи, предлагая вместо того переключиться на экскурсии по Шотландии. Он вообще не мог представить себе, что можно серьезно заниматься Британской империей, о которой в литературе последних лет все и так уже сказано. О Британской империи говорить вообще как-то не принято, среди англичан в том числе, выразиться о ней с симпатией - почти преступление. И это мы, русские, жалуемся, что у нас отняли историю! Да ничего подобного - ничто не препятствует нам восхищаться своим прошлым и превозносить его порой непомерно. У британцев - вот у кого историю отняли. Их приучили стесняться своей великой истории.

Итак, профессор не одобрял моего увлечения. Но по мере возможностей мне помогал. Была у него аспирантка-индуска. Она занималась сравнением системы землепользования в Шотландии и в Гималаях. Тема меня заинтересовала, а так как мой английский был далек от совершенства, а в разговоре предполагалось уточнение многих интересовавших меня деталей, профессор вызвался быть между нами переводчиком. Девица в своем рассказе лила такие потоки грязи на англичан, что я краснела и не смела взглянуть профессору в глаза. Профессор же покорно все слово в слово переводил, не решаясь вставить ни звука комментария от себя. Ей было лет двадцать. Профессору к шестидесяти. Потом, когда он ушел, я поблагодарив за предоставленный ею мне уникальный материал, не удержалась, и сказала: "Послушай, если они все такие сволочи, как ты говоришь, зачем ты к ним учиться приехала? Жила бы себе в гималайских джунглях?" "А я разве в чем-то не права?" - только и ответила она.

Пожилой профессор не посмел не то чтобы заступиться за свой народ, который в речах двадцатилетней девицы состоял, казалось, из отборных подонков, он не посмел не повторять за ней всю эту гадость и чушь.

Однажды на выходные я поехала в Эдинбург. Там, право, есть, что посмотреть, и как в каждом туристском центре множество сувенирных лавочек. Среди прочих сувениров - тут и там маленькие флажки Шотландии и ЕС. Британский мне попался только в одной, да и то по дармовой цене. Я купила флажок Британской империи, а вернувшись домой, в Россию, поставила его у себя на столе без всякой задней мысли. Через месяц ко мне зашла молодая преподавательница Абердинского университета, по своим научным делам приехавшая в Россию. Она взглянула на флажок и растерянно-удивленно сказала: "Зачем такой патриотизм?" О каком британском патриотизме с моей, русской, стороны здесь, в Петербурге, могла идти речь? А потом поняла, что да, своего рода патриотизм, наш имперский патриотизм.

Через несколько месяцев начинающая преподавательница так же покорно вняла лозунгу на заборе и отправилась вон из Шотландии, на Юг Англии. И как та моя давняя приятельница полюбила бывать в России, где она тоже стала чувствовать себя существом, хотя и чужим, но хорошим, а не чужим и плохим, как в Шотландии.

Право же, империалисты всех стран - объединяйтесь, а то другие народы будут выстраивать свою историю за счет нашей, принижая или приписывая себе наш вклад в мировую культуру. Да, порой мы враждовали, но нам есть что вспомнить вместе. И шотландцам есть что вспомнить вместе с нами. Что они могут вспоминать вместе с эстонцами, мужественные покорители мирового океана с небольшим аграрным народом, в прошлом которого нет ни одной истинной легенды? Да, как имперские народы, мы часто враждовали, Но это были славные достойные противники, и стыдно и горько видеть их "собакой, которая залаяла".

Светлана Лурье